«Головоломка» Франк Тилье. Франк Тилье «Головоломка Франк тилье головоломка читать
Франк Тилье
Головоломка
© Е. Клокова, перевод, 2015
© Издание на русском языке, оформление.
ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2015
Издательство АЗБУКА®
* * *Но когда от древнего прошлого
не останется и следа,
когда умрут люди и рассыплются в прах вещи,
еще долго пребудут запах и вкус,
более хрупкие, но и более живучие,
спокойные, верные, они, как души,
перекликаются, ждут и надеются,
что на руинах всего сущего сохранят,
пусть даже в крошечной капельке,
гигантское здание памяти.
Марсель Пруст. В сторону СванаВся медицинская бригада, занимавшаяся Люкой Шардоном, собралась вокруг его кровати, они убрали все электроды электроэнцефалографа. Показатели электрокардиографа и других аппаратов свидетельствовали о стабильности состояния.
Пациент, пристегнутый к кровати ремнями, пришел в сильнейшее раздражение.
– Я буду говорить только с моим психиатром, а все остальные пусть уйдут. Пожалуйста…
Палата мгновенно опустела. Люка Шардон попробовал поднять голову, но не смог.
– Не пытайтесь, – сказала Санди Клеор. – Вы долго были в тяжелом состоянии, так что пройдет немало времени, прежде чем ваши мышечные рефлексы восстановятся.
– Ну да, а ремни очень кстати, они не дадут мне упасть или пораниться, так?
Психиатр присела на край кровати и убрала со лба пациента прядь светло-каштановых волос. Красивая молодая женщина – на вид не больше тридцати – была без халата: больница, где лежал Люка, находилась в сотне километров от Отделения для сложных больных , в котором она работала.
– Не стоит иронизировать, Люка, это для вашей же пользы, иначе нельзя.
– Чушь! Все возможно, если захотеть.
– Как вы себя чувствуете?
Он взглянул в окно, повернул голову и посмотрел прямо в глаза своему врачу, в очень красивые темно-голубые глаза.
– Скажите, доктор Клеор, как долго вы пытались меня лечить – до перевода сюда?
– А вы не помните?
– Нелепый вопрос… как сумасшедший может что-то помнить? Реальность и время – понятия, ничего не значащие для безумцев, разве вы этого не знаете?
Клеор задумалась. Речь и рассуждения пациента показались ей связными, совершенно логичными и без малейшего намека на агрессию.
– Четыре месяца. Вы провели в ОТБ четыре месяца…
– Вы считаете электрошок действенной процедурой? Без нее нельзя обойтись, ее нечем заменить? Вы понимаете, какую боль причиняли мне, пока «лечили»? Знаете, каково это – получить разряд в сотни тысяч вольт? Тебе кажется, что глаза вот-вот вылезут из орбит, а все вены взорвутся. Вам стоит попробовать хоть раз, может, тогда поймете. Психиатрам следует опробовать на себе любую терапию, прежде чем применять ее к другим.
Санди Клеор искоса взглянула на ремни на запястьях пациента. Этот человек мог напасть без предупреждения, стремительно, как кобра, он не раз это делал. Психоз – непредсказуемый и разрушительный недуг, больные страдают галлюцинациями, их обуревают бредовые идеи, бо́льшую часть времени они существуют в параллельной реальности, что очень затрудняет лечение. В случае с Люкой Шардоном дело осложнялось тем, что даже в моменты просветления он оставался параноиком и любую попытку врачей и медсестер позаботиться о нем воспринимал как заговор или травлю.
– Электротерапия помогла вашей памяти вытолкнуть на поверхность некоторые воспоминания о прошлом. Как бы вы к этому ни относились, что бы себе ни думали, она вам помогла.
– Бросьте, доктор! Вы подкармливали мой страх и усугубляли страдания, считали, что лечите, но лишь ухудшали ситуацию.
Электрокардиограф подал сигнал бедствия: сердце выдавало сто двадцать ударов в минуту. Люка опустил глаза на иглу капельницы и замедлил дыхание, пытаясь успокоиться.
– Вы с доктором Полем Гамбье, этим любителем трубочного табака, вели пространные беседы, полагая, что больной «в отсутствии». А я все слышал и каждый день по крупице терял рассудок.
– Это трудно понять – и уж тем более поверить.
Он попытался рассмеяться, но закашлялся, лицо покраснело от натуги. Отдышавшись, он спросил:
– Как там Сесиль Жанна? Мертвецы все еще бродят за ней по пятам?
– Увы…
– И она по-прежнему сдирает с себя кожу, если остается без смирительной рубашки?
– К сожалению, лучше Сесиль не стало.
– И не станет. Пока она заперта в вашей больнице, покойники от нее не отвяжутся. – Он вздохнул. – Очень жаль. Она красивая женщина. У нее такие чу́дные темные волосы – длинные, до пояса. Я всегда любил смотреть на них, касаться ладонью. Сесиль Жанна много для меня значит. Вам это известно.
– Да, конечно.
На мгновение глаза Люки стали пустыми, но он сделал над собой усилие и вернулся к разговору:
– Пока я был в коме, кое-что происходило, доктор Клеор, и это «кое-что» может поставить под вопрос некоторые ваши варварские методы.
Психиатр не понимала, к чему клонит Люка, но, имея опыт подобных разговоров, не позволила выбить себя из колеи.
– Лучше задам вопрос. Вы блестящий врач, вот и скажите, способен ли мозг исцелить сам себя? Очиститься от гнили без внешнего вмешательства, лекарств, врачей? Как заживают ссадины на коленках, даже если их не мазать йодом?
Она покачала головой:
– Выздоровление – путь к той части себя, которую мозг сознательно заблокировал. Пациенты по большей части не способны пройти этот путь самостоятельно, им мешает болезнь. Мы, психиатры, помогаем нашим пациентам разрушать барьеры.
Люка поймал взгляд Санди – он хотел, чтобы она в полной мере прочувствовала его слова.
– Я знаю правду. Я точно знаю, что произошло в тот день двадцать второго декабря, доктор. Мне известно, кто убил восьмерых игроков. Я вижу его лицо, как сейчас вижу вас, доктор.
Санди Клеор выпрямилась. Ее пациент никогда не говорил ничего подобного. Он воспринимал ее как мучительницу, считал, что она участвует в заговоре против него. Она постаралась сохранить нейтральный тон, но возбуждение брало верх.
– И кто же он? Что именно вам известно о том дне двадцать второго декабря?
Люка Шардон поднял глаза на висевшие над телевизором часы:
– Доставайте ваш серый диктофон, доктор, тот самый, которому вы доверяете все эти грошовые умозаключения.
– Я оставила его в отделении.
– Очень удачно. Поезжайте, пока дорогу не занесло снегом, и зайдите в мою палату – ту, где меня держали до перевода сюда. Я кое-что спрятал в одном из металлических прутьев кровати. Достаньте это, возьмите диктофон и возвращайтесь – оно того стоит. Надеюсь, времени у вас достаточно, потому что история, которую я собираюсь рассказать, потрясет ваше воображение.
Утро в сердце Альп выдалось сухим и морозным. В такую погоду хорошо надеть снегоступы и отправиться на прогулку. Именно так и собирался поступить аджюдан-шеф Пьер Бонифас, если бы в самом конце дня ему не сообщили ужасную новость. Звонивший – горный проводник – находился в шоковом состоянии и едва мог толком объяснить, что случилось.
Вертолет национальной жандармерии, перевозивший Бонифаса и его помощника, летел над огромным лиственничным лесом. Первые лучи солнца освещали горы, их шелковистые вершины тянулись до самой Швейцарии с одной стороны и до Италии с другой. Все двадцать два года полицейской службы Бонифас не уставал наслаждаться этим великолепным зрелищем, каждый день новым и разнообразным, как краски на палитре художника, но этим утром ему было не до красот, он думал о другом.
Бело-синий вертолет перелетел через озеро и опустился на небольшую поляну на высоте четырех тысяч метров. Лопасти винта подняли в воздух облака снега. Унтер-офицеры вылезли, зябко поежились и, сунув носы в воротники синих форменных курток и держа снегоступы в руках, рысцой побежали к человеку, одетому в теплый комбинезон на гагачьем пуху.
– Вы ничего не трогали? – спросил Бонифас.
Проводник повел их назад по собственным следам. Крепкий высокий парень шагал так широко, что Бонифас едва поспевал за ним. «Слава богу, что подъем на этом участке леса между долиной и тянущимися вверх склонами не слишком крутой…» – думал он, пыхтя и отдуваясь.
© Е. Клокова, перевод, 2015
© Издание на русском языке, оформление.
ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2015
Издательство АЗБУКА®
Но когда от древнего прошлого
не останется и следа,
когда умрут люди и рассыплются в прах вещи,
еще долго пребудут запах и вкус,
более хрупкие, но и более живучие,
спокойные, верные, они, как души,
перекликаются, ждут и надеются,
что на руинах всего сущего сохранят,
пусть даже в крошечной капельке,
гигантское здание памяти.
Марсель Пруст. В сторону Свана
Вся медицинская бригада, занимавшаяся Люкой Шардоном, собралась вокруг его кровати, они убрали все электроды электроэнцефалографа. Показатели электрокардиографа и других аппаратов свидетельствовали о стабильности состояния.
Пациент, пристегнутый к кровати ремнями, пришел в сильнейшее раздражение.
– Я буду говорить только с моим психиатром, а все остальные пусть уйдут. Пожалуйста…
Палата мгновенно опустела. Люка Шардон попробовал поднять голову, но не смог.
– Не пытайтесь, – сказала Санди Клеор. – Вы долго были в тяжелом состоянии, так что пройдет немало времени, прежде чем ваши мышечные рефлексы восстановятся.
– Ну да, а ремни очень кстати, они не дадут мне упасть или пораниться, так?
Психиатр присела на край кровати и убрала со лба пациента прядь светло-каштановых волос. Красивая молодая женщина – на вид не больше тридцати – была без халата: больница, где лежал Люка, находилась в сотне километров от Отделения для сложных больных , в котором она работала.
– Не стоит иронизировать, Люка, это для вашей же пользы, иначе нельзя.
– Чушь! Все возможно, если захотеть.
– Как вы себя чувствуете?
Он взглянул в окно, повернул голову и посмотрел прямо в глаза своему врачу, в очень красивые темно-голубые глаза.
– Скажите, доктор Клеор, как долго вы пытались меня лечить – до перевода сюда?
– А вы не помните?
– Нелепый вопрос… как сумасшедший может что-то помнить? Реальность и время – понятия, ничего не значащие для безумцев, разве вы этого не знаете?
Клеор задумалась. Речь и рассуждения пациента показались ей связными, совершенно логичными и без малейшего намека на агрессию.
– Четыре месяца. Вы провели в ОТБ четыре месяца…
– Вы считаете электрошок действенной процедурой? Без нее нельзя обойтись, ее нечем заменить? Вы понимаете, какую боль причиняли мне, пока «лечили»? Знаете, каково это – получить разряд в сотни тысяч вольт? Тебе кажется, что глаза вот-вот вылезут из орбит, а все вены взорвутся. Вам стоит попробовать хоть раз, может, тогда поймете. Психиатрам следует опробовать на себе любую терапию, прежде чем применять ее к другим.
Санди Клеор искоса взглянула на ремни на запястьях пациента. Этот человек мог напасть без предупреждения, стремительно, как кобра, он не раз это делал. Психоз – непредсказуемый и разрушительный недуг, больные страдают галлюцинациями, их обуревают бредовые идеи, бо́льшую часть времени они существуют в параллельной реальности, что очень затрудняет лечение. В случае с Люкой Шардоном дело осложнялось тем, что даже в моменты просветления он оставался параноиком и любую попытку врачей и медсестер позаботиться о нем воспринимал как заговор или травлю.
– Электротерапия помогла вашей памяти вытолкнуть на поверхность некоторые воспоминания о прошлом. Как бы вы к этому ни относились, что бы себе ни думали, она вам помогла.
– Бросьте, доктор! Вы подкармливали мой страх и усугубляли страдания, считали, что лечите, но лишь ухудшали ситуацию.
Электрокардиограф подал сигнал бедствия: сердце выдавало сто двадцать ударов в минуту. Люка опустил глаза на иглу капельницы и замедлил дыхание, пытаясь успокоиться.
– Вы с доктором Полем Гамбье, этим любителем трубочного табака, вели пространные беседы, полагая, что больной «в отсутствии». А я все слышал и каждый день по крупице терял рассудок.
– Это трудно понять – и уж тем более поверить.
Он попытался рассмеяться, но закашлялся, лицо покраснело от натуги. Отдышавшись, он спросил:
– Как там Сесиль Жанна? Мертвецы все еще бродят за ней по пятам?
– Увы…
– И она по-прежнему сдирает с себя кожу, если остается без смирительной рубашки?
– К сожалению, лучше Сесиль не стало.
– И не станет. Пока она заперта в вашей больнице, покойники от нее не отвяжутся. – Он вздохнул. – Очень жаль. Она красивая женщина. У нее такие чу́дные темные волосы – длинные, до пояса. Я всегда любил смотреть на них, касаться ладонью. Сесиль Жанна много для меня значит. Вам это известно.
– Да, конечно.
На мгновение глаза Люки стали пустыми, но он сделал над собой усилие и вернулся к разговору:
– Пока я был в коме, кое-что происходило, доктор Клеор, и это «кое-что» может поставить под вопрос некоторые ваши варварские методы.
Психиатр не понимала, к чему клонит Люка, но, имея опыт подобных разговоров, не позволила выбить себя из колеи.
– Лучше задам вопрос. Вы блестящий врач, вот и скажите, способен ли мозг исцелить сам себя? Очиститься от гнили без внешнего вмешательства, лекарств, врачей? Как заживают ссадины на коленках, даже если их не мазать йодом?
Она покачала головой:
– Выздоровление – путь к той части себя, которую мозг сознательно заблокировал. Пациенты по большей части не способны пройти этот путь самостоятельно, им мешает болезнь. Мы, психиатры, помогаем нашим пациентам разрушать барьеры.
Люка поймал взгляд Санди – он хотел, чтобы она в полной мере прочувствовала его слова.
– Я знаю правду. Я точно знаю, что произошло в тот день двадцать второго декабря, доктор. Мне известно, кто убил восьмерых игроков. Я вижу его лицо, как сейчас вижу вас, доктор.
Санди Клеор выпрямилась. Ее пациент никогда не говорил ничего подобного. Он воспринимал ее как мучительницу, считал, что она участвует в заговоре против него. Она постаралась сохранить нейтральный тон, но возбуждение брало верх.
– И кто же он? Что именно вам известно о том дне двадцать второго декабря?
Люка Шардон поднял глаза на висевшие над телевизором часы:
– Доставайте ваш серый диктофон, доктор, тот самый, которому вы доверяете все эти грошовые умозаключения.
– Я оставила его в отделении.
– Очень удачно. Поезжайте, пока дорогу не занесло снегом, и зайдите в мою палату – ту, где меня держали до перевода сюда. Я кое-что спрятал в одном из металлических прутьев кровати. Достаньте это, возьмите диктофон и возвращайтесь – оно того стоит. Надеюсь, времени у вас достаточно, потому что история, которую я собираюсь рассказать, потрясет ваше воображение.
Утро в сердце Альп выдалось сухим и морозным. В такую погоду хорошо надеть снегоступы и отправиться на прогулку. Именно так и собирался поступить аджюдан-шеф Пьер Бонифас, если бы в самом конце дня ему не сообщили ужасную новость. Звонивший – горный проводник – находился в шоковом состоянии и едва мог толком объяснить, что случилось.
Роман-триллер Франка Тилье «Головоломка» заставит ощутить, как мурашки бегут по телу и не раз задаться вопросом, что же происходит на самом деле. Удивительно, как много люди готовы сделать ради легких денег. Многие из них даже рискуют жизнью ради наживы и переживают самые жуткие ситуации, которые только можно вообразить.
Партнёры Зоэ и Илан постоянно ищут способ получить деньги, они охотятся за сокровищами и участвуют везде, где главный приз – деньги. На этот раз они решили принять участие в проекте, о котором толком ничего не знают. Название игры – «Паранойя». Сами испытания будут проходить высоко в горах в старой заброшенной психиатрической лечебнице. На кону триста тысяч евро, ради которых участникам придётся рисковать своей жизнью. Ни один из 8 игроков не знает правил. Известно, что для победы нужно достать ключ от сейфа с деньгами, а его помогут найти десять чёрных лебедей из хрусталя. Вот только ценой этой находки может стать собственная жизнь.
Само помещение для игры уже вызывает ужас. Старые больничные койки, шокеры, непонятные предметы, странные записки. Так и кажется, что где-то бродят призраки умерших здесь людей, которые никак не могут обрести покой. Участники игры борются не на жизнь, а на смерть. В какой-то момент становится понятно, что здесь есть ещё кто-то, не только участники. Какие страхи проявятся у игроков, смогут ли они их преодолеть? Какие жуткие тайны прошлого могут открыться? И кто выживет в этой борьбе? Кто руководит этим безумием, и какую цель он преследует?
Повествование разделено на множество небольших глав, которые словно кусочки пазла собираются в одну картину в конце книги. Всё становится на свои места… Как кажется. Но последние слова разрушают в сознании всё, что было построено.
На нашем сайте вы можете скачать книгу "Головоломка" Франк Тилье бесплатно и без регистрации в формате fb2, rtf, epub, pdf, txt, читать книгу онлайн или купить книгу в интернет-магазине.
Франк Тилье
Головоломка
Но когда от древнего прошлого
не останется и следа,
когда умрут люди и рассыплются в прах вещи,
еще долго пребудут запах и вкус,
более хрупкие, но и более живучие,
спокойные, верные, они, как души,
перекликаются, ждут и надеются,
что на руинах всего сущего сохранят,
пусть даже в крошечной капельке,
гигантское здание памяти.
Марсель Пруст. В сторону Свана
Вся медицинская бригада, занимавшаяся Люкой Шардоном, собралась вокруг его кровати, они убрали все электроды электроэнцефалографа. Показатели электрокардиографа и других аппаратов свидетельствовали о стабильности состояния.
Пациент, пристегнутый к кровати ремнями, пришел в сильнейшее раздражение.
- Я буду говорить только с моим психиатром, а все остальные пусть уйдут. Пожалуйста…
Палата мгновенно опустела. Люка Шардон попробовал поднять голову, но не смог.
- Не пытайтесь, - сказала Санди Клеор. - Вы долго были в тяжелом состоянии, так что пройдет немало времени, прежде чем ваши мышечные рефлексы восстановятся.
- Ну да, а ремни очень кстати, они не дадут мне упасть или пораниться, так?
Психиатр присела на край кровати и убрала со лба пациента прядь светло-каштановых волос. Красивая молодая женщина - на вид не больше тридцати - была без халата: больница, где лежал Люка, находилась в сотне километров от Отделения для сложных больных [Психиатрическая больница, специализирующаяся на содержании и лечении психически больных, представляющих потенциальную опасность для себя или других лиц.], в котором она работала.
- Не стоит иронизировать, Люка, это для вашей же пользы, иначе нельзя.
- Чушь! Все возможно, если захотеть.
- Как вы себя чувствуете?
Он взглянул в окно, повернул голову и посмотрел прямо в глаза своему врачу, в очень красивые темно-голубые глаза.
- Скажите, доктор Клеор, как долго вы пытались меня лечить - до перевода сюда?
- А вы не помните?
- Нелепый вопрос… как сумасшедший может что-то помнить? Реальность и время - понятия, ничего не значащие для безумцев, разве вы этого не знаете?
Клеор задумалась. Речь и рассуждения пациента показались ей связными, совершенно логичными и без малейшего намека на агрессию.
- Четыре месяца. Вы провели в ОТБ четыре месяца…
- Вы считаете электрошок действенной процедурой? Без нее нельзя обойтись, ее нечем заменить? Вы понимаете, какую боль причиняли мне, пока «лечили»? Знаете, каково это - получить разряд в сотни тысяч вольт? Тебе кажется, что глаза вот-вот вылезут из орбит, а все вены взорвутся. Вам стоит попробовать хоть раз, может, тогда поймете. Психиатрам следует опробовать на себе любую терапию, прежде чем применять ее к другим.
Санди Клеор искоса взглянула на ремни на запястьях пациента. Этот человек мог напасть без предупреждения, стремительно, как кобра, он не раз это делал. Психоз - непредсказуемый и разрушительный недуг, больные страдают галлюцинациями, их обуревают бредовые идеи, бо́льшую часть времени они существуют в параллельной реальности, что очень затрудняет лечение. В случае с Люкой Шардоном дело осложнялось тем, что даже в моменты просветления он оставался параноиком и любую попытку врачей и медсестер позаботиться о нем воспринимал как заговор или травлю.
- Электротерапия помогла вашей памяти вытолкнуть на поверхность некоторые воспоминания о прошлом. Как бы вы к этому ни относились, что бы себе ни думали, она вам помогла.
- Бросьте, доктор! Вы подкармливали мой страх и усугубляли страдания, считали, что лечите, но лишь ухудшали ситуацию.
Электрокардиограф подал сигнал бедствия: сердце выдавало сто двадцать ударов в минуту. Люка опустил глаза на иглу капельницы и замедлил дыхание, пытаясь успокоиться.
- Вы с доктором Полем Гамбье, этим любителем трубочного табака, вели пространные беседы, полагая, что больной «в отсутствии». А я все слышал и каждый день по крупице терял рассудок.
- Это трудно понять - и уж тем более поверить.
Он попытался рассмеяться, но закашлялся, лицо покраснело от натуги. Отдышавшись, он спросил:
- Как там Сесиль Жанна? Мертвецы все еще бродят за ней по пятам?
- Увы…
- И она по-прежнему сдирает с себя кожу, если остается без смирительной рубашки?
- К сожалению, лучше Сесиль не стало.
- И не станет. Пока она заперта в вашей больнице, покойники от нее не отвяжутся. - Он вздохнул. - Очень жаль. Она красивая женщина. У нее такие чу́дные темные волосы - длинные, до пояса. Я всегда любил смотреть на них, касаться ладонью. Сесиль Жанна много для меня значит. Вам это известно.
- Да, конечно.
На мгновение глаза Люки стали пустыми, но он сделал над собой усилие и вернулся к разговору:
- Пока я был в коме, кое-что происходило, доктор Клеор, и это «кое-что» может поставить под вопрос некоторые ваши варварские методы.
Психиатр не понимала, к чему клонит Люка, но, имея опыт подобных разговоров, не позволила выбить себя из колеи.
- Лучше задам вопрос. Вы блестящий врач, вот и скажите, способен ли мозг исцелить сам себя? Очиститься от гнили без внешнего вмешательства, лекарств, врачей? Как заживают ссадины на коленках, даже если их не мазать йодом?
Она покачала головой:
- Выздоровление - путь к той части себя, которую мозг сознательно заблокировал. Пациенты по большей части не способны пройти этот путь самостоятельно, им мешает болезнь. Мы, психиатры, помогаем нашим пациентам разрушать барьеры.
Люка поймал взгляд Санди - он хотел, чтобы она в полной мере прочувствовала его слова.
- Я знаю правду. Я точно знаю, что произошло в тот день двадцать второго декабря, доктор. Мне известно, кто убил восьмерых игроков. Я вижу его лицо, как сейчас вижу вас, доктор.
Санди Клеор выпрямилась. Ее пациент никогда не говорил ничего подобного. Он воспринимал ее как мучительницу, считал, что она участвует в заговоре против него. Она постаралась сохранить нейтральный тон, но возбуждение брало верх.
- И кто же он? Что именно вам известно о том дне двадцать второго декабря?
Люка Шардон поднял глаза на висевшие над телевизором часы:
- Доставайте ваш серый диктофон, доктор, тот самый, которому вы доверяете все эти грошовые умозаключения.
- Я оставила его в отделении.
- Очень удачно. Поезжайте, пока дорогу не занесло снегом, и зайдите в мою палату - ту, где меня держали до перевода сюда. Я кое-что спрятал в одном из металлических прутьев кровати. Достаньте это, возьмите диктофон и возвращайтесь - оно того стоит. Надеюсь, времени у вас достаточно, потому что история, которую я собираюсь рассказать, потрясет ваше воображение.
Утро в сердце Альп выдалось сухим и морозным. В такую погоду хорошо надеть снегоступы и отправиться на прогулку. Именно так и собирался поступить аджюдан-шеф [Старший унтер-офицер в вооруженных силах и полиции Франции, примерно соответствует старшему прапорщику в армии РФ.] Пьер Бонифас, если бы в самом конце дня ему не сообщили ужасную новость. Звонивший - горный проводник - находился в шоковом состоянии и едва мог толком объяснить, что случилось.
Вертолет национальной жандармерии, перевозивший Бонифаса и его помощника, летел над огромным лиственничным лесом. Первые лучи солнца освещали горы, их шелковистые вершины тянулись до самой Швейцарии с одной стороны и до Италии с другой. Все двадцать два года полицейской службы Бонифас не уставал наслаждаться этим великолепным зрелищем, каждый день новым и разнообразным, как краски на палитре художника, но этим утром ему было не до красот, он думал о другом.
Бело-синий вертолет перелетел через озеро и опустился на небольшую поляну на высоте четырех тысяч метров. Лопасти винта подняли в воздух облака снега. Унтер-офицеры вылезли, зябко поежились и, сунув носы в воротники синих форменных курток и держа снегоступы в руках, рысцой побежали к человеку, одетому в теплый комбинезон на гагачьем пуху.
Вы ничего не трогали? - спросил Бонифас.
Проводник повел их назад по собственным следам. Крепкий высокий парень шагал так широко, что Бонифас едва поспевал за ним. «Слава богу, что подъем на этом участке леса между долиной и тянущимися вверх склонами не слишком крутой…» - думал он, пыхтя и отдуваясь.
Нет, я сразу вызвал жандармерию.
Вы правильно поступили. А теперь расскажите поточнее, что именно произошло.
Пилот вертолета выключил двигатель, и в горах снова воцарилось безмолвие. Лес стал гуще, деревья стояли так близко друг к другу, что свет, проникавший сквозь листву, рассыпался золотыми искорками. Казалось, что этим утром природа замерзла, затаила дыхание.
Как только выйдем на тропу, увидим высокогорный приют «Гран-Массив» [Ассоциация пяти лыжных баз в Северных Альпах.]. Теперь он в собственности города. Этот старинный дом стоит на острове посреди озера, там можно передохнуть, хотя нет ни воды, ни отопления. Вмещает приют человек десять, не больше, но от непогоды защищает.
Знаю, - кивнул Бонифас, - был здесь недавно с семьей. Замечательное место.
не останется и следа,
когда умрут люди и рассыплются в прах вещи,
еще долго пребудут запах и вкус,
более хрупкие, но и более живучие,
спокойные, верные, они, как души,
перекликаются, ждут и надеются,
что на руинах всего сущего сохранят,
пусть даже в крошечной капельке,
гигантское здание памяти.
Пациент, пристегнутый к кровати ремнями, пришел в сильнейшее раздражение.
Я буду говорить только с моим психиатром, а все остальные пусть уйдут. Пожалуйста…
Палата мгновенно опустела. Люка Шардон попробовал поднять голову, но не смог.
Не пытайтесь, - сказала Санди Клеор. - Вы долго были в тяжелом состоянии, так что пройдет немало времени, прежде чем ваши мышечные рефлексы восстановятся.
Ну да, а ремни очень кстати, они не дадут мне упасть или пораниться, так?
Психиатр присела на край кровати и убрала со лба пациента прядь светло-каштановых волос. Красивая молодая женщина - на вид не больше тридцати - была без халата: больница, где лежал Люка, находилась в сотне километров от Отделения для сложных больных, в котором она работала.
Не стоит иронизировать, Люка, это для вашей же пользы, иначе нельзя.
Чушь! Все возможно, если захотеть.
Как вы себя чувствуете?
Он взглянул в окно, повернул голову и посмотрел прямо в глаза своему врачу, в очень красивые темно-голубые глаза.
Скажите, доктор Клеор, как долго вы пытались меня лечить - до перевода сюда?
А вы не помните?
Нелепый вопрос… как сумасшедший может что-то помнить? Реальность и время - понятия, ничего не значащие для безумцев, разве вы этого не знаете?
Клеор задумалась. Речь и рассуждения пациента показались ей связными, совершенно логичными и без малейшего намека на агрессию.
Четыре месяца. Вы провели в ОТБ четыре месяца…
Вы считаете электрошок действенной процедурой? Без нее нельзя обойтись, ее нечем заменить? Вы понимаете, какую боль причиняли мне, пока «лечили»? Знаете, каково это - получить разряд в сотни тысяч вольт? Тебе кажется, что глаза вот-вот вылезут из орбит, а все вены взорвутся. Вам стоит попробовать хоть раз, может, тогда поймете. Психиатрам следует опробовать на себе любую терапию, прежде чем применять ее к другим.
Санди Клеор искоса взглянула на ремни на запястьях пациента. Этот человек мог напасть без предупреждения, стремительно, как кобра, он не раз это делал. Психоз - непредсказуемый и разрушительный недуг, больные страдают галлюцинациями, их обуревают бредовые идеи, бо́льшую часть времени они существуют в параллельной реальности, что очень затрудняет лечение. В случае с Люкой Шардоном дело осложнялось тем, что даже в моменты просветления он оставался параноиком и любую попытку врачей и медсестер позаботиться о нем воспринимал как заговор или травлю.
Электротерапия помогла вашей памяти вытолкнуть на поверхность некоторые воспоминания о прошлом. Как бы вы к этому ни относились, что бы себе ни думали, она вам помогла.
Бросьте, доктор! Вы подкармливали мой страх и усугубляли страдания, считали, что лечите, но лишь ухудшали ситуацию.
Электрокардиограф подал сигнал бедствия: сердце выдавало сто двадцать ударов в минуту. Люка опустил глаза на иглу капельницы и замедлил дыхание, пытаясь успокоиться.
Вы с доктором Полем Гамбье, этим любителем трубочного табака, вели пространные беседы, полагая, что больной «в отсутствии». А я все слышал и каждый день по крупице терял рассудок.
Это трудно понять - и уж тем более поверить.
Он попытался рассмеяться, но закашлялся, лицо покраснело от натуги.
